Привиделось, приснилось, примечталось,
предстало истиной — истаяло, как дым,
исчезло без следа — одно осталось:
болотистая рябь, пестрея над былым.
Марина Лобанова
ПРЕОДОЛЕНЬЕ НЕМОТЫ
Молчанье — ложь, запрет и камень.
Молчанье — воровской закон.
Отказ принять, неузнаванье,
Затор души и чувств заслон.
Подранок–стон клубком свернется,
закованный в гортани крик
ножом проткнут, не повернется
истерзанный немой язык.
Шепни, сорвись свистящим хрипом,
сдирая накипь немоты.
Расторгни путы безъязыких –
в молчанье нет твоей судьбы.
Стихи бередят, ранят, стонут,
царапают и теребят,
занозой гнойною затронут
ритмический и нервный склад.
Решись и вырви кляп безмолвья –
душа забита и глуха.
Освободи целящей кровью
сплав смысла и настой стиха.
Безмолвный всхлип — мгновенно угасает разум.
Безумие без слез — из обгоревших глаз
исходит в крике страх — беззвучен, неотвязен,
бессмысленной судьбой испепеляя нас.
Но камня завитки и раковин осколки
нас властно вовлекают в тихий разговор,
и вот — смятенье, неурядицы умолкли –
гармония сменяет бесполезный спор.
И отступают призраков грозящих тени
в сиянье трепетном державной чистоты.
Лишь чуткий сон — привратник новых превращений
подскажет путь к преодоленью немоты.
Косноязычие священно предсказанья,
размерен властный клекот вещего стиха,
волны неведомой набег и ускользанье –
преображением исполнена душа.
Перелесками снов и в ложбинах печали,
где царит безраздельно безмолвье без слез,
без привычных оков, в темном страсти разгаре
душу выжжет стыдом, раздирая вразнос.
И не счесть перепутий, прозрений и сломов,
где забыты навеки значения слов,
не познать нам, когда, по какому закону,
где судьба нас волною настигнет врасплох.
Привиделось, приснилось, примечталось,
предстало истиной — истаяло, как дым,
исчезло без следа — одно осталось:
болотистая рябь, пестрея над былым.
Потери призрачные и желанья
предназначеньем грезились в глухом бреду,
где узел Гордиев, неразрубаем,
затягивает в черный омут наяву.
Усильем вырваться из зыбкой тины,
засасывавшей в безысходность вечной мглы,
освободясь от липкой паутины,
разведать тайный путь к источникам судьбы.
Заглох колодец. Память не прольется.
Вкушать забвенье, горечь ломких трав —
удел теней. Затих, не шевельнется
ковыль сухой. Лишь пепел, прошептав
в последний раз угаснувшее имя,
вздохнув, уляжется. Огонь погас.
Реки не переплыть. Кругом пустыня.
Забыт покой, соединявший нас.
И спит, не ждет меня мой перевозчик,
назад мне выбираться из трясин,
войти в водоворот звенящих строчек,
забьет родник, целящий стих — живым.
В садах и стеблях, в бархатистом тесненье лугов,
в кипении млечном серебряновешних ветвей,
в крестах паутинных, в сетях-лабиринтах побегов
таинственна вязь неразгаданных смыслов. Неспешно
нисходит фиалковенчанная многозлатая
богиня и с тихой улыбкой вплетает навеки
имен очертанья и чисел незримых узоры
в дрожащую тонкую ткань. Трепеща на лету,
застывает загадкой еще не рожденное слово.
